«Я против молитвы, потому что это в основном бизнес. Это подкуп Бога. Это надежда на то, что вы можете подкрепить его эго: «Ты великий, ты сострадательный, ты можешь сделать все, что захочешь». И все это говорится потому, что вам что-то нужно. За всем этим лежит обоснование -иначе бы вы не молились. Ваши молитвы написаны кем-то другим, возможно, тысячи лет назад. Они не являются частью вашего существа; они не возникли в вас. Они не несут никакой вашей любви. Я против молитвы, я за медитацию».

Эти слова, взятые из одного интернет-форума, вполне отражают настроение части общества. Хотя ответ лежит на поверхности, не будем торопиться. Ведь есть и другой популярный взгляд на молитву, точно подмеченный мастерами шоу-бизнеса: «Тёплой ночью настежь окна отворю и помолюсь — загорятся ярче звёзды, и исчезнет грусть». (А.Пугачева) Как это ни покажется странным, оба взгляда одинаково далеки от истины.

Митрополит Антоний (Блюм) однажды сказал в проповеди: «…Если наш Бог Живой, близкий Бог, почему с Ним не говорить с такой же простотой и прямотой, с какой ты бы говорил с самым близким человеком? Мне кажется, прежде чем дойти до момента, когда можно ни о чем не просить, а просто радоваться о Боге, надо пройти через период, когда у тебя хватит веры Ему сказать: «Ты можешь помочь — так помоги, потому что то, к чему я стремлюсь, укладывается в пределы Твоих путей и Твоего закона». Бога, Которого ты презираешь, ты ни о чем просить не будешь. И вот между Богом, Которого человек уважает, и человеком, к которому Бог относится можно сказать, как к равному, могут установиться отношения не попрошайничества, не раболепства, а основанные на общении, которое мы называем молитвой. И однажды приходит момент, когда ты настолько знаешь Бога, настолько в Нем уверился, что можешь сказать: я не буду ни о чем просить,потому что я просто готов доверчиво отдать себя в Его руки и делать Его дело — а за остальным Он может Сам посмотреть. Буду просить силы, мужества, буду просить разума. И может быть, даже и этого не просить, а просто жить в уверенности, что Бог даст, и только общаться с Ним на той глубине, которая называется действительно общением».

Возвращаясь к себе после такой молитвы, человек чув­ствует себя так, словно он удостоился посетить свою исконную священную родину; даже если она продолжалась всего минуту,у человека остается в сердце некий неугасающий, сияющий угль. «От настоящей мо­литвы остается в душе тихое, тайное, бессловесное молитвенное состояние, подобное немеркнущему, спокойному, но власт­ному свету. Оно непрестанно излучается из глубины серд­ца, проникая, пропитывая всю душу. Это как бы тихое дуновение Божие, идущее из лучшего мира. Это есть как бы незакрывающаяся дверь в алтарь, к священному месту Божьего присутствия. И отсюда у человека возникает это дивное чувство, будто Потустороннее стало посюсторонним для его сердца и со­вести».

Придти к такой молитве не так трудно, как может показаться. И даже тот, кто совсем никогда не молился, может быть приведен к молитве самою жизнью. Может настать время величайшей беды, когда его сердце вдруг начнет молиться из своей последней глубины — в такой скорбной беспомощности, такими вздохами отчаяния, такими вдохновенными призывами, о коих он дотоле и не помышлял. Тогда он почувствует как бы землетрясение во всем своем естестве, и неведомое пламя охватит его душу. Может быть даже так, что человек при этом сам не будет знать, к Кому он взывает, и уже совсем не будет представлять себе, откуда и какое может прийти спасение. Он взывает к Кому-то, Кто все может, даже и невозможное; он молит этого Неизвестного о помощи, которая уже не в человеческих силах, — молит в твердой уверенности, что есть на свете истинная Благость и она внемлет ему.

Каждый раз, как человек сосредоточенно и искренне обращается к Совершенству — он приближается к молитве. Ломоносов и Державин, Пушкин,Лермонтов, Тютчев — разве не молятся почти в каждом своем стихотворении? «Поэзия есть религии небесной — сестра земная»… Но знали это и русские зодчие, строившие храмы; знали и русские живописцы, умевшие мо­литься каждым своим пейзажем, и музыканты, изливавшие в своих сонатах и симфониях свое молящееся сердце… Человеку вообще дана возможность молиться — каждым дыханием своим, зрением и слухом, молчанием и пением, стоном и вздохом, де­ланием и неделанием, творческим искусством и исследующим умом, приговором судьи и храбростью воина,на пашне и в лесу, в саду и на пасеке, столпничеством и паломничеством, воспитанием детей и хо­зяйственным трудом, на троне и в темнице… — каждой слезой, каж­дым деянием и всем терпением своим…

Но это лишь преддверие молитвы. Иисус Христос научил Своих учеников молитве «Отче наш», но не «Отче мой». И это — ключевой момент в христианском понимании молитвы как молитвы Евхаристической, соборно совершаемой, молитвы,которая уже в значительной степени освобождена от эгоистических интересов каждого верующего и является предстоянием каждого в единении со всеми перед Христом. Такая молитва — уже не «выпрашивание» чего-то у Всесильного Бога, но«общее дело» — литургия — вновь и вновь совершаемое в Храме таинство веры, надежды и любви.

Протоиерей Павел Великанов
mir-slovo.ru